Лоренс Сандерс - Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]
Андерсон. Но в целом, значит, вы одобряете?
Анджело. Да. Хорошо, что половины жильцов не будет в городе. Сколько у тебя людей?
Андерсон. Пятеро. Я шестой. Парелли седьмой.
Анджело. Господи! Да вас будет больше, чем жильцов.
Андерсон. Очень может быть.
Анджело. Действуй. Завтра же свяжись с Фредом Симонсом и договорись насчет первой половины гонорара твоим ребятам.
Андерсон. Ясно.
Анджело. Собери их на первую встречу. Обсудите, что и как. Парелли надо тоже позвать. Знаешь, как с ним связаться?
Андерсон. Через Симонса или Доктора. Самому не возникать.
Анджело. Верно. Будешь держать с ним связь через Фреда. Мне бы хотелось видеть тебя регулярно раз в неделю до операции. Хотя бы здесь. Как ты на это смотришь?
Андерсон. Я взял машину напрокат. В принципе мне не стоит выезжать из штата Нью-Йорк, но риск вроде бы невелик.
Анджело. Согласен. Хорошо. Деньги получишь от Симонса. Через него же установишь контакт с Парелли и соберешь всех своих людей. Я же начну разбираться с грузовиком. Поговорю с Папой насчет отвлекающего маневра. Дай мне карту — ту, что составили братья Бродски. Ну, за дело!
Андерсон. Да, пора начинать всерьез.
Анджело. Господи, я и сам увлекся твоим планом. Я уверен, что ты сделаешь все как надо.
Андерсон. Мистер Анджело, я живу этим планом уже четыре месяца. Я не могу понять, что может нам помешать.
45
Кассета SEC-16-8-68-IM-II-43AM- 198С.
(Телефонный разговор.)
Андерсон. Ингрид? Привет.
Ингрид. Граф? Это ты? Привет.
Андерсон. Можешь говорить?
Ингрид. Ну да.
Андерсон. Я получил твою открытку.
Ингрид. Я сделала глупость. Повела себя как маленькая. Теперь ты будешь надо мной смеяться.
Андерсон. Что ты задумала?
Ингрид. Завтра суббота, ты работаешь?
Андерсон. Да.
Ингрид. Ты сказал, тебе надо быть там к четырем?
Андерсон. Примерно.
Ингрид. Я бы хотела… я бы хотела… Ты будешь смеяться…
Андерсон. Бога ради, объясни, что все это значит?
Ингрид. Я бы хотела, чтобы мы поехали на пикник.
Андерсон. На пикник?
Ингрид. Да, завтра в Центральном парке. Если, конечно, не будет дождя. Но по радио обещали хорошую погоду. Я возьму холодного цыпленка, картофельный салат, помидоры, персики, виноград… А ты захватишь вина для меня, а для себя бренди. Если захочешь, естественно. Ну что ты на это скажешь?
(Пауза в 5 секунд.)
Ингрид. Граф!.
Андерсон. Хорошо. Неплохая мысль. Пикник так пикник. Выпивку беру на себя. Когда за тобой заехать — часов в одиннадцать?
Ингрид. В одиннадцать? Прекрасно. Побудем в парке, поедим, а потом ты поедешь на работу. Ты знаешь там какое-нибудь приятное местечко?
Андерсон. Знаю вроде бы. У озера, недалеко от Семьдесят второй улицы. Народу немного и добраться нетрудно. Правда, там рядом дорога, машины, но это выше, а к озеру ведет зеленый склон. Много травы. Очень симпатично!
Ингрид. Прекрасно. Если захватишь вино, предварительно его охлади.
Андерсон. Ладно.
Ингрид. И не забудь штопор.
Андерсон. А ты не забудь соль.
Ингрид (смеется). Как здорово! Я сто лет не была на пикнике!
Андерсон. Значит, завтра в одиннадцать!
46
На основе информации, содержавшейся в приведенной выше записи, Комиссия по биржевой деятельности обратилась за содействием к Нью-Йоркскому управлению парков и культурно-зрелищных предприятий. С помощью последнего телескопический микрофон Borkgunst МКІѴ был установлен выше места предполагаемого пикника Джона Андерсона и Ингрид Махт 17 августа 1968 года.
Стенограмма кассеты SEC-17-8-68-146-37А приводится с большими сокращениями — опущены разговоры на посторонние темы, а также данные, являющиеся материалами текущего судебного разбирательства.
Фрагмент I. 17 августа, 11.37.
Андерсон. Это ты здорово придумала. Прекрасная погода. Сухо. И не жарко. Ты только взгляни на небо. Словно кто-то его выстирал и повесил сушиться.
Ингрид. Я помню один такой день. Я была совсем маленькой — восемь-девять лет. Мой дядя взял меня на пикник. Отца уже не было в живых, мать работала, и дядя предложил свозить меня за город на день. Такая же суббота. Солнце. Голубое небо, холодный ветерок. Прекрасные запахи. Он дай мне шнапса, а потом стянул с меня трусики.
Андерсон. Хорош дядюшка!
Ингрид. Ничего особенного. Вдовец. Ему было под пятьдесят. Может, пятьдесят с небольшим. У него были огромные усы, как у кайзера Вильгельма. Помню, как мне было щекотно.
Андерсон. Тебе понравилось?
Ингрид. Мне было совершенно все равно.
Андерсон. Он тебе что-нибудь подарил, чтобы ты помалкивала, да?
Ингрид. Он дал мне денег.
Андерсон. Это была твоя идея?
Ингрид. Моя. Мы с матерью вечно хотели есть.
Андерсон. Смышленый ребенок.
Ингрид. Да, я была смышленой.
Андерсон. Долго это продолжалось?
Ингрид. Несколько лет. Я неплохо заработала.
Андерсон. Еще бы. Мать-то знала?
Ингрид. Может, знала, может, нет. Похоже, знала.
Андерсон. Что случилось?
Ингрид. С дядей?
Андерсон. Да.
Ингрид. Его лягнула лошадь, и он умер.
Андерсон. Смешно.
Ингрид. Да, но мне было все равно. Мне тогда было десять, а может, и одиннадцать. Я знала, как это делается. За ним последовали другие. Ой, Schatzie, вино! Оно нагреется!
Фрагмент II. 17 августа, 12.02.
Андерсон. Что было потом?
Ингрид. Ты не поверишь.
Андерсон. Поверю.
Ингрид. Например, был человек из Баварии. Очень богатый, очень важный. Если я назову его фамилию, ты сразу узнаешь. Раз в месяц, в пятницу вечером, его дворецкий собирал от шести до десяти девочек. Мне было тринадцать. Мы раздевались догола. Дворецкий вставлял нам в волосы перья, надевал пояса из перьев и еще браслеты из перьев на запястья и лодыжки. Этот человек, важный и богатый, входил, садился на стул и начинал играть с собой. Понимаешь? А мы водили вокруг него хороводы. Хлопали руками, как крыльями, квохтали, кудахтали. Как цыплята. А смешной седоусый дворецкий хлопал в ладоши, отбивая такт, и кричал: «Раз, два, раз, два». Мы танцевали, кудахтали, а хозяин смотрел на нас и играл с собой.
Андерсон. Он тебя трогал?
Ингрид. Никогда. Когда он кончал, то вставал и выходил. Мы снимали наши перья и надевали платья. Дворецкий стоял в дверях и давал каждой из нас деньги. Очень неплохие деньги. Через месяц мы приходили опять. Иногда в том же составе, иногда появлялись новенькие. И снова за старое!
Андерсон. Как ты объясняешь его блажь?
Ингрид. Никак. Я уже давно махнула на это рукой. Говорят, люди — это их поступки. Это я понимаю. Но я не принимаю притворства. Человек, который играл с собой, пока я плясала вокруг него голая и в перьях, — по воскресеньям регулярно посещал церковь, давал деньги на благотворительные цели и считался — собственно, считается и сейчас — столпом общества. Его сын тоже занимает важные посты. Сначала меня от этого тошнило…
Андерсон. Перья не нравились?
Ингрид. Не перья, а вся эта грязь. Затем я поняла, как устроен мир. Кто в нем обладает властью. Что могут сделать деньги. Вот я и объявила миру войну. Мою личную войну.
Андерсон. Ты победила?
Ингрид. Побеждаю…
Фрагмент III. 17 августа, 12.04.
Андерсон. Все могло сложиться иначе.
Ингрид. Наверное. Хотя каждый из нас — результат того, что с нами случилось, что сделала из нас жизнь. Мы не в состоянии выбирать самостоятельно. К пятнадцати годам я была законченная блядь. Я воровала, вымогала, несколько раз была страшно избита. У меня был сутенер. Но с другой стороны, я была ребенком. Я не получила образования. Я только пыталась выжить, наесться и выспаться. В те годы мне хотелось так немного. Может быть, поэтому мы с тобой столь simpatico[11]. Ты ведь тоже из бедняков, Schatzie?
Андерсон. Из семьи белых негров.
Ингрид. Понимаю, Schatzie. Я не сожалею. Я делала то, что должна была делать.
Андерсон. Ну да. Но потом ты выросла…
Ингрид. Я быстро училась. Как я уже говорила, я поняла, что такое деньги и что такое власть. Я была готова на все. Это была война — тотальная война. Я научилась давать сдачи. Потом стала бить первой. Это важно. Единственное преступление в мире — быть бедняком. Это единственное настоящее преступление. Если ты не беден, то можешь делать, что угодно.
Фрагмент IV. 17 августа, 12.08.
Андерсон. Иногда ты меня пугаешь.
Ингрид. Почему, Schatzie. Я не желаю тебе зла.
Андерсон. Знаю, знаю. Но ты всегда живешь настоящим. Ты никогда не забываешь о том, что происходит вокруг.
Ингрид. Я перепробовала все — алкоголь, наркотики, секс. Но все без толку. Я не могу избавиться от сиюминутного, я должна жить с этим — и живу. Теперь я веду тихую жизнь. Уютный дом. Я сыта. Вкладываю деньги. Без риска. Мне платят мужчины. Ты понимаешь?
